Календарь. Моцарт

Подробности

Создано 16.04.2020 17:51

Обновлено 16.04.2020 18:09

Просмотров: 7377

К 300-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ

ЛЕОПОЛЬДА МОЦАРТА (1719-1787)

         Леопольд Моцарт вошел в историю как отец, учитель и импресарио гениального сына – Вольфганга Амадея Моцарта. Однако право Леопольда Моцарта на собственное место в искусстве тоже неоспоримо, пусть даже это место находится не в первом ряду великих мастеров. Плодовитый композитор, искусный скрипач, выдающийся педагог – он был интересной и многогранной творческой личностью.

         Иоганн Георг Леопольд родился 14 ноября 1719 года; его отец был переплетчиком и не имел отношения к музыке, но понимал важность хорошего образования. Леопольд учился в иезуитской гимназии, а затем в Зальцбургском университете, где в 1738 году получил степень бакалавра философии. Он хорошо освоил латынь, был очень начитан, разбирался в юриспруденции. Но его страстью была музыка, в которой достичь карьерных высот оказалось отнюдь не просто. В 1747 году он стал «придворным композитором камерной музыки», что означало заметное продвижение вверх.

         Самым заметным достижением Леопольда Моцарта было издание им в 1756 году объемистого трактата «Versuch einer gründlichen Violinschule» – «Опыт основательной школы игры на скрипке» (в колоритном русском переводе 1804 года – «Основательное скрипичное училище», а в переводе наших дней – «Фундаментальная школа скрипичной игры»). Принципы, изложенные в трактате Леопольда Моцарта, оставались актуальными при обучении скрипачей не только в XVIII веке, но и в начале XIX, а в наше время этот трактат стал необходимым всем, кто изучает старинную музыку, будь то исполнители или музыковеды.

         Леопольд, как и его современники, требовал от исполнителя-­скрипача не одной лишь виртуозности. Он много писал о выразительной игре, объясняя специфику темповых обозначений, характер ладов и тональностей, тонкости ансамблевого исполнительства. Скромная простота, соблюдение меры, признание эстетических границ между жанрами – таково музыкальное кредо Леопольда Моцарта, отвечавшее устремлениям классической эпохи.

         Леопольд Моцарт был весьма успешным композитором. Он писал музыкальные произведения различных форм: оратории, серенады, концерты для различных инструментов. Но нам, жителям 21 века, более всего симпатична и известна его так называемая легкая музыка. Некоторые его произведения называют даже музыкальными пародиями или же скетчами.

         Что есть скетч? В буквальном переводе с английского это слово означает «эскиз, зарисовка». В 19 и начале 20 века этим термином называли короткую самодостаточную пьесу. Поэтому некоторые современные музыкальные исследователи называют скетчами короткие произведения Леопольда Моцарта, имеющие шуточный характер, в которых он выходит за рамки этикета и предлагает нечто необычное, вроде натуралистических шумовых эффектов. В дивертисменте «Музыкальное катание на санях» используются звуки бубенцов и ударов хлыста (в гораздо более поэтичном виде эти рождественские бубенцы возникнут много лет спустя в Четвертой симфонии Густава Малера); в дивертисменте «Крестьянская свадьба» слышны крики пирующих, звуки деревенских волынок и выстрелы из пистолета (стрельба по мишеням была любимой забавой в семье Моцарта), а в «Охотничьей симфонии», помимо четырех солирующих валторн, изображающих компанию охотников, в первой части имитируется лай своры гончих.

         В 1759 году Леопольд Моцарт создал рукописный сборник легких фортепианных пьес. Авторство большинства пьес неизвестно, однако в ту же тетрадь Леопольд записал и первые сочинения своего гениального сына Вольфганга, тщательно фиксируя даты их создания. Некоторые легкие пьески из этой тетради до сих пор входят в педагогический репертуар, и учителя, несомненно, рассказывают юным пианистам, что, кроме Вольфганга Амадея, был и другой Моцарт – его отец Леопольд: музыкант, достойный того, чтобы о нем знали и помнили.

         Но самым главным произведением композитора Леопольда Моцарта, его Magnum Opus — стал сын.

         Что можно сказать об отце, который не пустил сына в школу, и потому малыш никогда не общался со сверстниками, не бегал с друзьями по улицам, не играл с ними в догонялки, прятки и камушки, не валял дурака, не возвращался с уроков, весь закиданный снежками, в милый теплый дом? Но у ребенка был веселый и общительный характер, он нисколько не чувствовал себя обделенным и любил отца самозабвенно. «После Бога только папа», говорил маленький Вольфганг, — именно за то, что тот обязал его работать, ибо ничего больше в жизни он не хотел так, как этого труда.

         Отец буквально не сводил глаз с сына. Он внимал, не дыша, каждому его движению, слову, шуткам или слезам. Не отдав сына в школу, он сам взялся преподавать ему арифметику, чтение и письмо. До конца своих дней мальчик сохранил забавное пренебрежение к правилам орфографии. Географию Европы этот ребенок выучил не перелистыванием атласов, но созерцанием самых разных ландшафтов, трясясь по ухабистым дорогам на жестких рессорах почтовых карет.

         Как и когда Леопольд Моцарт стал замечать, обучая музыке десятки других людей, маленьких и взрослых, занимаясь с собственной необычайно талантливой старшей дочерью, что его младший ребенок приспособлен к музыке гораздо в большей степени, чем сотни встречавшихся ему за жизнь музыкантов? Тогда ли, когда младенец покачивал головой в такт звону колоколов или застывал на месте, услышав пение малиновки? Когда ритмично постукивал пальчиками по подоконнику, самозабвенно внимая шуму дождя? Когда замирал, упиваясь тиканьем часов? Когда по плеску воды и звяканью кухонных тарелок безошибочно определял, кто именно моет посуду, и рыдал, если с какофонным грохотом, с варварским неблагозвучием разбивалось блюдо?

         Какой проницательностью и верой надо было обладать, чтобы, заметив в собственном, едва научившемся ходить карапузе признаки необычной увлеченности и заинтересованности музыкой, определить, что это — нечто большее, чем просто тяга ребенка к несложным песенкам и приятному щебетанию домашнего клавесина?

         Какое, наконец, вдохновенное чутье надо было иметь, чтобы расслышать и узнать божий голос в мурлыкании подпевавшего скрипке мальчика? Как всерьез надо было задуматься над любовью к музыке малыша, который в день, когда ему впервые сменили платьице на панталоны, скрылся от гостей, ушел в музыкальную комнату и, не видя клавиш из-за малого роста, на ощупь стал подбирать терции?

         Демонстрируя феноменально одаренного сына перед влиятельнейшими меценатами Европы, он с горечью сознавал, что публика платит не за высокое искусство, которого она не в силах распознать, а за развлечение и фокусы, и именно потому, что их исполняет ребенок. Судя по письмам к друзьям в Зальцбург, ему самому часто были тошны трюки, которые он заставлял сына проделывать на всех подмостках Европы; вся эта игра с завязанными глазами спиной к клавиатуре, закрытой полотенцем... Ведь он-то как никто знал и понимал, какой невероятный, редчайший талант живет в мальчике. Могли ли это оценить маркграфы и курфюрсты, вполуха слушавшие маленьких Моцартов, отдыхая после охоты перед игрой в трик-трак? Музицировали и почитали себя профессорами в гармонии тогда практически все. Через какие толпы важных особ продирался несгибаемый и упорный Леопольд, чтобы добиться аудиенции на самом верху, у императоров и архиепископов, которые в итоге могли обнаружить иные модные предпочтения! Сколько обязательных фокусов надо было продемонстрировать Вольфгангу, чтобы из сотен и тысяч, его выслушавших, попался наконец один понимающий. И как сказал Й.Гайдн: «Кто знает, появился бы на свете такой композитор, как Вольфганг, не будь у него такого отца, как Леопольд»

Статья подготовлена преподавателем Шороховой Л.Г.